Легендарный актёр театра и кино Василий ЛАНОВОЙ о детстве в немецкой оккупации и шествии Бессмертного полка, которое он возглавил.
Спустя неделю после празднования 70-летия Победы народный артист СССР Василий ЛАНОВОЙ дал два концерта в Новосибирске.
Оба выступления легенды театра и кино с Камерным оркестром Новосибирской государственной филармонии в жанре литературно-музыкальной композиции прошли
с аншлагом. Василий Семёнович читал наизусть фрагменты повести Александра Пушкина «Метель» и стихи военных лет, а также делился своими впечатлениями
от участия в акции «Бессмертный полк»: по Москве он прошёл во главе колонны, неся портреты своих родителей.
За ценой не постояли
— Бессмертный полк — замечательное движение, три года назад задуманное в Томске, которое охватило уже 800 городов. Так получилось, что мне поручили управлять Бессмертным полком в Москве. Когда 9 Мая от Белорусского вокзала до Красной площади четыре часа шли полмиллиона человек с портретами своих отцов, дедов, сестёр, братьев, надо было видеть лица этих людей! Они были счастливы от того, что могли проявить великое уважение тому поколению, которое заплатило бешеную цену за мир.
Колонну возглавил Владимир Путин. На приёме за полгода до события он обещал, что, если у него получится по времени, он пронесёт портрет своего отца. Когда колонна уже шла, трибуны вдруг загудели, зааплодировали. Появился Владимир Владимирович и пристроился в первый ряд. Позже я поблагодарил его за то, что он выполнил своё обещание.
Почему Бессмертный полк в Москве поручили мне? Я ношу два портрета — отца и матери, жертв войны. Наша семья родом с Украины. На лето мама всегда отправляла нас к бабушке и дедушке, в Стрымбу, деревню между Винницей и Одессой, а после подъезжала сама и проводила с нами отпуск. 20 июня 1941 года она, как обычно, отправила нас в Одесскую область. 22-го мы прибыли на станцию Абамеликово, а в пять часов утра увидели самолёты, которые прилетели бомбить Одессу.
Так для нас началась война. Мама не приехала ни через год, ни через два, ни через три. Мы ничего не знали о родителях, они ничего не знали о нас, своих троих детях, — ситуация, типичная для войны. Оказалось, что в первые же дни родителей, которые работали на химическом заводе, попросили разливать противотанковую жидкость, «коктейль Молотова», пока в соседнем цеху настраивали автоматы. А через пять дней все 72 человека из цеха не вышли на работу. У них произошло полное уничтожение нервной системы рук и ног. Несколько лет их гоняли по санаториям. Но моя мать так и осталась инвалидом I группы, отец — II группы. Как поётся в песне из кинофильма «Белорусский вокзал», они за ценой не постояли. И это вклад нашей семьи в Победу.Нежный возраст в оккупации
У Николая Карамзина в «Истории государства Российского» есть мысль, что дети войны быстрее взрослеют и начинают отличать правду от кривды. В нежном возрасте, с 7 до 10 лет, когда всё впитывается, как в губку, я провёл в немецкой оккупации. Увиденное осталось со мной на всю жизнь. Помню, как наши медленно отступали, а дед Иван стоял у ворот и говорил: «Тю-ю! Погибли москали, ой погибли москали». В апреле 1944 года Одесса была освобождена, и теперь уже немцы удирали через нашу Стрымбу в Бессарабию. Шли громадные итальянские машины, на которых везли снаряды, пушки, автоматы. Стояла грязь, техника вязла, немцы сами поджигали эти машины. Зрелище было фантасмагорическое. Семь грузовиков горели, взрывались. И эти костры взмывались на фоне чёрной украинской ночи. А дед Иван вновь стоял у ворот, смотрел на отступающих немцев и говорил: «Тю-ю! Вот же москали, накидали немцем по заду, ой накидали». И это было очень точное народное определение того, что происходило на моих глазах.
Со мной на всю жизнь остались ценности тех лет — понятия товарищества, красоты, порядочности. Лучшие песни военных лет. Лучшая военная проза. Лучшие стихи. На концертах, особенно в эти дни, я, помимо классики, много читаю такой поэзии, она мне жутко нравится.
Театр и хо-хо
— Год назад мне стукнуло 80 лет. 59 лет из них я актёр Государственного академического театра имени Евгения Вахтангова. У русских актёров принято бегать из театра в театр, но я никогда не сбегал. У меня не было в этом необходимости. У нас был не театр-фабрика, как можно назвать многие сегодняшние театры, а театр-семья. По старым русским традициям мы никогда не выносили сор из избы. Наверное, это выгодно отличало нас от других. У нас работали такие актёры, как Михаил Астангов, Рубен Симонов, Николай Гриценко, Николай Плотников, Цецилия Мансурова, Елизавета Алексеева — всё это золотые имена русского театра.
В театре нельзя смеяться, если твой партнёр сделал глупость. Как-то раз играем «Идиота». И вдруг раздаётся грохот. Мой коллега отступал, отступал — и упал в оркестр, прямо на барабан… Или другая история: играем «Каменного гостя» Пушкина. Я — Дон Гуан, а замечательный актёр Николай Плотников — мой слуга. Я произношу: «А командор, что скажет он об этом?» Плотников должен ответить: «Ты думаешь, он станет ревновать? Уж верно нет; он человек разумный и, верно, присмирел с тех пор, как умер». И вдруг я вижу, что он напрочь забыл слова. Пауза. И вдруг он кричит: «Кто, этот? Конечно, станет и хо-хо». Я еле сдержался на сцене. За кулисами у него спрашиваю: «Николай Сергеевич, зачем вы и хо-хо приплели?». «Мы играем Пушкина, для размера!». Или история, которая случилась на спектакле «Антоний и Клеопатра». Михаил Ульянов играет Антония, Юлия Борисова Клеопатру, а Лановой — Цезаря. Антоний и Цезарь весь спектакль сражаются, на сцене гора студентов лежит неподвижно и изображает трупы. Цезарь выходит победителем и, глядя на мёртвых Антония и Клеопатру, произносит: «Мы похороним рядом их, её с Антонием, и на земле не будет могилы со славнейшею четой». Вместо этого Лановой говорит: «Мы похороних рядох им, и на земле не бу, не бу, не бу…». Произнеся это, я почувствовал какое-то дрожание на сцене. Поворачиваюсь к трупам, и все они, не меняя выражения лица, трясутся от хохота. И такие вещи, убийственно смешные, остаются в истории.
Друг Павка Корчагин
В кино я снимаюсь тоже приличный срок — 61 год. Начал в 1953 году в фильме «Аттестат зрелости». Мной сыграно около 80 киноролей. Некоторые из них, по классике, я полагаю, останутся в русской истории. Самая большая потребность кинематографа — в хорошей драматургии. Сериалы я ненавижу лютой ненавистью, потому что там драматургия практически отсутствует. В них я не снимаюсь, за исключением первого советского сериала «Семнадцать мгновений весны».
Когда я учился в театральном, мне предложили: «Вась, а попробуйся на Павку Корчагина!» Я ответил: «Никаких проб! Эту роль должен играть я». «Почему это ты?» — возразили мне. «Потому что в 1941 году я с ним познакомился. Это мой старый друг».
Дело в том, что в годы войны, когда я учился в школе в немецкой оккупации, румын Вася сидел прямо в классе с автоматом, а мы вдоль стен писали. Однажды его куда-то вызвали, и учитель нам сказал: «Хлопцы, закройте дверь на ножку стула». Мы закрыли, а он достал из портфеля потрёпанную книгу и прочёл: «Микола Островський. Як гартувалася сталь».
Роль Павки Корчагина мне дали, и эта история имела большие последствия. В театральном не разрешено было до его окончания сниматься в картинах. Но я подумал, что конец апреля, дело идёт время к экзаменам, а там три месяца каникул, глядишь — и пронесёт. И всё было хорошо: я летал на съёмки по маршруту Москва—Киев—Москва, никто ничего не замечал. Но как-то я сел в самолёт, взял «Правду» и вижу: на первой полосе громадный мой портрет и написано, что студент третьего курса Щукинского училища снимается в кино. В Москве меня ждал приказ об отчислении. Но потом я выяснил, что декан собрал педагогов и сказал: «Я не могу не вывесить такой приказ. А вы делайте что хотите, но Лановой должен остаться». В качестве наказания меня предложили оставить на второй год на третьем курсе — и я был спасён. А за этот лишний год я сыграл две прекрасные роли и был сразу взят в театр.
Главный для меня всё-таки театр. В нём я сейчас играю немного ролей, но то, что мне нравится. Театр — это дом, репетиции, творческий процесс от начала до конца, то, чего в кино практически не бывает. А кинематограф — это сладкая любовница.
«Это нам не задавали»
В советские времена в школах Толстому, Пушкину, всем крупнейшим русским писателям уделялось по 70—80 часов. Сейчас — 10—15. Что могут почерпнуть школьники за эти часы? Я профессор Театрального института имени Щукина при театре Вахтангова и уже 15 лет заведую кафедрой художественного слова. И когда встречаюсь с только что поступившей молодёжью, мне очень интересно понять, что она из себя представляет. Часто прошу: «Почитай то, что нравится из поэзии». На что получаю ответ: «А нам не задавали». Понимаете, им не задавали! А мне задавали, когда я в самодеятельности в 13 лет на память читал композиции из «Войны и мира»? С тех лет я на всю жизнь запомнил, как Наташа Ростова выехала первый раз на бал. На концертах я иногда читаю этот отрывок и вижу, как удивлённо открывают глаза женщины. Я читаю около восьми часов Пушкина. И только благодаря тому, что задавали?
Считаю, что молодёжи важно прививать то, что мы имели тогда, в нашем военном детстве. Мы действительно любили свою страну, были патриотами. Сейчас появились люди среди интеллигенции, которые задают вопрос, надо ли было, к примеру, допускать блокаду Ленинграда, не лучше ли было сдаться и избежать тех жертв? Пошло задавать такой вопрос при живых блокадниках! С помощью таких людей пала Украина. При Иване Грозном такой человек носил фамилию Курбский. При опасности он тут же сбежал из страны и уже оттуда делал гадости России…
Ирина ТИМОФЕЕВА
Фото Валерия ПАНОВА
Свежие комментарии